Мне плохо... Господи, как мне плохо. Перед глазами стоит тонкая алая струйка, стекающая из его губы... То как он проводит ладонью, размазывая карминовый цвет по подбородку. К горлу подступает тошнота и я тут-же отворачиваюсь, чтобы закрыть рот рукой, пытаясь подавить это чувство, переворачивающее все внутри. Медленно, шатаясь, спускаюсь по ступенькам. Я не знаю, просто не думаю о том, будет ли он меня догонять. У меня нет сил, чтобы убегать. Во всем теле такая слабость, колени подкашиваются... Не помню как я дошел домой и упал на кровать. Яркая белизна потолка резала глаза, поэтому, чтобы избавиться от странного жжения, я перевернулся на живот, зарываясь лицом в подушку. Внутри так плохо, голова раскалывается и даже на губах я ощущаю металлический привкус. Крепко зажмуриваю глаза и делаю глубокий вдох, после чего стараюсь вообще не дышать. Пожалуйста. Зажимаю уши ладонями. Меня нет. Нет. Нет... Тут же отдергиваю правую руку и подношу к самому лицу, с каким-то немым отчаянием всматриваясь в линии. После всего того, что я сделал, кажется, что на руке обязательно должно было что-то остаться. Пусть даже крошечная алая капелька... Больно дышать через нос - такое ощущение, что идет кровь. Утыкаюсь носом в подушку, стараясь как можно медленнее и размереннее вдыхать и выдыхать. Тшшш... Нежный теплый шепот в голове мягко успокаивает, а мне хочется кричать, выть в голос, только чтобы заглушить его. Я не готов к этому. Не надо, не могу, зачем... Зачем? Я не знаю, сколько я так пролежал, закрыв глаза и пытаясь хотя бы просто заснуть, устав бороться с бесполезными мыслями и желанием уйти, как снаружи сознания раздался едва различимый тихий стук. Я еще лежал какое-то время, болезненно решая, не игра ли это моего воображения, но стук повторился. Сколько мне понадобилось времени, чтобы встать? Сейчас я больше походил на робота, у которого кончилась батарейка еще много лет назад, и которого хотели заново включить... заставить работать. Такое сильное желание только одно - чтобы побыстрее прошло время, отмотать реальность на пару лет вперед, находясь на безопасном расстоянии длинною времени от этих событий, перед которыми я сейчас так растерян. Когда я кладу руку на ручку двери, пальцы слегка дрожат и нет сил ее повернуть, поэтому мне понадобились обе руки, чтобы просто выполнить это наипростейшее действие, доведенное когда-то до механизма. А сейчас мне кажется, что я уже давно умер и попал в свой персональный ад, который не красного и не черного цвета, а голубого... Цвета летнего неба и его глаз. Он не говорит "Привет", не пытается приветливо улыбнуться, не смотрит рассерженно и не прячет виновато глаза. Как любой другой обычный человек в подобной ситуации. Просто делает шаг вперед, приближаясь и тут-же шагая за мою спину, чтобы пройти в комнату... отдаляясь. А я продолжаю стоять, просто потому, что не могу решить, что делать дальше. Проще всего сейчас сделать такой-же шаг вперед - за порог, уйти... не сбежать, а избежать... Но на самом деле это очень тяжело - поступать правильно, а еще это не главное. Правильные и важные вещи - это не одно и то же. Главное поступать так, как ты должен в этот определенный момент времени, поэтому я слежу за закрывающейся дверью, до последнего удерживая холодный металл дверной ручки. Мне кажется, что я потерялся. Не могу представить, что будет дальше. Не хочу этого "дальше". Все это время я не смотрю на него, хотя это очень тяжело. Кажется, что он занимает только одним своим присутствием гораздо больше, чем просто всю комнату. Это давит на меня, не дает быть собой, быть целым... И вместо всего того, что я уже испытывал, вдруг приходит странное чувство долгой усталости и какой-то спокойной растерянности. Мне уже почти все равно... Все равно, что он скажет... Но он ничего не скажет, просто неожиданно подойдет и накроет мои глаза своими руками, чтобы я наконец почувствовал мягкую тесноту и болезненный запах бинтов. В какой момент эту сухость шершавой ткани смачивают слезы и я уже чувствую на губах соленую прохладу. Мне не стыдно. Мне больно. И чуточку легче. Накрываю его ладони своими и опускаю вниз, беря на секунду передышку, чтобы всмотреться в неаккуратно перетянутые полосы, с выбившимися нитками и истертой поверхностью. На них появляются капли-пятна... серые, но почти яркие на болезненно-белой поверхности ран. Не думаю. Не чувствую. Не пытаюсь. Просто осторожно, почти совсем медленно, прислушиваясь к глухим ударам сердца, разматываю одну полоску за другой, почти уже готовый растянуть губы в улыбке. Как зритель, который видел этот фильм до конца, и готов к финалу. Но даже я этого не ожидаю... Я знал, что он обычный, а еще совсем почти ненормальный и исступленно непредсказуемый. Всегда, когда я рядом, он врет, давая мне возможность поверить в правду, закодировать ее и исправить. Но эти прозрачные пузыри, вздувшиеся на бледной коже... Краснота и отеки... - Зачем? Одними только губами, вырывая из груди шепот. Поднимаю на него глаза, а он улыбается - так глубоко счастливо и невесомо безмятежно, что я почти верю - это не я сошел с ума, а он. А потом он зачем-то хочет снова закрыть мне глаза... Но я не даю ему этого сделать, стараясь ухватиться за края ладоней, так сильно желаю не причинять новой боли... больше боли... - Ты не понимаешь, - он пытается освободить свои ладони, не обращая внимания на лопающиеся пузыри, стекающие прозрачной жидкостью по нашим ладоням... Я почти чувствую их жжение кожей, но до последнего не могу отдернуть, разомкнуть ладоней - Не смотри, пожалуйста... Пожалуйста. ... - Тебе должно быть противно... Тшшш... ... - Просто закрой глаза и ты сможешь представить, что это не я... Так легче... простить. Я не замечаю этого перехода, даже в первые мгновения просто не чувствую. Его губы с вырывающимся прерывистым дыханием, его щека, стирающая высохшие слезы. Ему ведь больно, но тогда почему я просто стою? Не в силах пошевельнуться... Позволяя пальцам скользить по моей коже, запутываться в одежде... Загипнотизировано смотрю на плотно сжатые побелевшие губы, пытающиеся удержать стон боли и вырвать рваные куски дыхания. Так естественно почувствовать спиной прохладный воздух комнаты, знакомую поверхность простыни. Просто упасть, падая вновь и вновь... с различных высот, мыслей, правил и установок... Так глубоко, что даже самое дно будет возвышаться прямо над головой. Я же знаю, вижу, чувствую, что ему очень больно. Это и есть счастье - даже через боль получить то, что так необходимо? Важно? Невозможно реально сейчас в твоих руках, пусть и обожженных... с тканью покалеченной кожи. Сколько можно вынести, пережить ради этого... И не знаю, в какой момент я потерялся, но он опять сделал это. Не нарочно, а может специально причиняя боль... мне. Потому что то, что обрушилось на меня с его полузакатанными, безумно спешащими глазами, влажными ладонями и холодной, лишь на самой поверхности теплой кожей, это было так сильно, что невозможно дышать. Я не знаю названия этому чувству. Я не знаю определения этим границам, когда ты весь настолько нужен и важен, будто жил только ради этого момента... для этого момента... или просто не жил. А может быть именно для этого человека, чтобы он смог взять все то, чем ты был до сегодняшнего дня. Мои собственные всхлипы, какой-то нечеловеческий приглушенный вой... я не могу этого выносить. Это ломает сознание и страшно после этого не открыть глаза. Не суметь понять, что может быть дальше. Не привыкший к таким сильным эмоциям, я ломаю кости, выгибаясь изломленной дугой, чтобы получить еще чуть-чуть... чуть больше этого невозможного тепла, нежности, трепетности, холода и пустоты, до конца заморозить и потом уронить на пол все чувства, что скрипят внутри, покореженные чужими прикосновениями. - Тшшш... Как больно... Вот-вот вывернет на изнанку, разорвет на части, задушит и растянет в разные стороны до разорванных кусков. Ничего уже не будет, потому что ничего уже неважно... не нужно. И не будет. Он кусает мои десны, кончик языка, впивается в губы, оставляет след на скуле. Эта попытка быть нежным... чтобы не причинить боль. А я пытаюсь его отвлечь от его боли, отвечая на прикосновения губ, стукаясь зубами и кусая в ответ. Я сам хочу этой физической боли, чтобы не разорвало... Заглушить то, что терзает внутри, не давая возможности выйти другой боли. - Пожалуйста... Громко рыдаю в голос, потому что мне этого недостаточно. Мне слишком больно и хорошо. Это противоречие разрывает и я плачу, как маленький ребенок, не боясь, что гримаса изуродует мое лицо. Он в ответ лишь крепко обнимает, чтобы почти не дать возможности дышать. И я задыхаюсь, хватая ртом воздух, но получая только еще больше его прикосновений. Ты не сможешь... Зачем? У тебя не получится. Умираю от нежности, которая отравляет, слишком большими дозами поступая в кровь, пытаясь заменить ее собою... переделать состав. Ничего не выйде... Резко дергаюсь в сознании, вцепляясь ногтями в шершавые ладони, разрывая на его пальцах кожу. Он все-таки... Откидываю голову назад, стукаясь затылком об реальность подушки, но почти тут-же накатывает волна... из его движений, дыхания и такого же детского надрывного плача. Он пытается привыкнуть к этой новой боли, привыкнуть ко мне... Взять все до конца, пытаясь нечестно отдать как можно больше... несоизмеримо больше. Мы сталкиваемся лбами, чтобы оглушить друг друга прерывистым даханием и недостаточными для того, чтобы надышаться, всхлипами. Прости. Я... Мы... Крепко-крепко прижимаю его колюще-дрожащее тело к себе, натягивая свое тепло на его оголенную кожу, как покрывало. Мне невыносимо больно, но ему ведь еще больнее. Ради нас двоих... Но ведь кто-то всегда должен брать наибольшую боль, чтобы было легче обоим. Но мы оба чувствуем только тяжесть, невыносимую тяжесть того, что глубоко внутри... то, что должно было стать легче, но только разрослось еще больше, уродливой опухолью разъедая пустоту... Можно ли поверить и надеяться, что когда-нибудь станет легче? Можно ли вынести это перед тем, как ты просто не станешь? Просто для того, чтобы сделать шаг и выключиться, променяв все это на секундную передышку перед бесконечным отсутствием смысла в конце.
Пожалуйста.
Зажимаю уши ладонями. Меня нет. Нет. Нет... Тут же отдергиваю правую руку и подношу к самому лицу, с каким-то немым отчаянием всматриваясь в линии. После всего того, что я сделал, кажется, что на руке обязательно должно было что-то остаться. Пусть даже крошечная алая капелька... Больно дышать через нос - такое ощущение, что идет кровь. Утыкаюсь носом в подушку, стараясь как можно медленнее и размереннее вдыхать и выдыхать.
Тшшш...
Нежный теплый шепот в голове мягко успокаивает, а мне хочется кричать, выть в голос, только чтобы заглушить его. Я не готов к этому. Не надо, не могу, зачем... Зачем?
Я не знаю, сколько я так пролежал, закрыв глаза и пытаясь хотя бы просто заснуть, устав бороться с бесполезными мыслями и желанием уйти, как снаружи сознания раздался едва различимый тихий стук. Я еще лежал какое-то время, болезненно решая, не игра ли это моего воображения, но стук повторился. Сколько мне понадобилось времени, чтобы встать? Сейчас я больше походил на робота, у которого кончилась батарейка еще много лет назад, и которого хотели заново включить... заставить работать. Такое сильное желание только одно - чтобы побыстрее прошло время, отмотать реальность на пару лет вперед, находясь на безопасном расстоянии длинною времени от этих событий, перед которыми я сейчас так растерян.
Когда я кладу руку на ручку двери, пальцы слегка дрожат и нет сил ее повернуть, поэтому мне понадобились обе руки, чтобы просто выполнить это наипростейшее действие, доведенное когда-то до механизма. А сейчас мне кажется, что я уже давно умер и попал в свой персональный ад, который не красного и не черного цвета, а голубого... Цвета летнего неба и его глаз.
Он не говорит "Привет", не пытается приветливо улыбнуться, не смотрит рассерженно и не прячет виновато глаза. Как любой другой обычный человек в подобной ситуации. Просто делает шаг вперед, приближаясь и тут-же шагая за мою спину, чтобы пройти в комнату... отдаляясь. А я продолжаю стоять, просто потому, что не могу решить, что делать дальше. Проще всего сейчас сделать такой-же шаг вперед - за порог, уйти... не сбежать, а избежать...
Но на самом деле это очень тяжело - поступать правильно, а еще это не главное. Правильные и важные вещи - это не одно и то же. Главное поступать так, как ты должен в этот определенный момент времени, поэтому я слежу за закрывающейся дверью, до последнего удерживая холодный металл дверной ручки. Мне кажется, что я потерялся. Не могу представить, что будет дальше. Не хочу этого "дальше".
Все это время я не смотрю на него, хотя это очень тяжело. Кажется, что он занимает только одним своим присутствием гораздо больше, чем просто всю комнату. Это давит на меня, не дает быть собой, быть целым... И вместо всего того, что я уже испытывал, вдруг приходит странное чувство долгой усталости и какой-то спокойной растерянности. Мне уже почти все равно... Все равно, что он скажет... Но он ничего не скажет, просто неожиданно подойдет и накроет мои глаза своими руками, чтобы я наконец почувствовал мягкую тесноту и болезненный запах бинтов. В какой момент эту сухость шершавой ткани смачивают слезы и я уже чувствую на губах соленую прохладу. Мне не стыдно. Мне больно. И чуточку легче.
Накрываю его ладони своими и опускаю вниз, беря на секунду передышку, чтобы всмотреться в неаккуратно перетянутые полосы, с выбившимися нитками и истертой поверхностью. На них появляются капли-пятна... серые, но почти яркие на болезненно-белой поверхности ран. Не думаю. Не чувствую. Не пытаюсь. Просто осторожно, почти совсем медленно, прислушиваясь к глухим ударам сердца, разматываю одну полоску за другой, почти уже готовый растянуть губы в улыбке. Как зритель, который видел этот фильм до конца, и готов к финалу. Но даже я этого не ожидаю... Я знал, что он обычный, а еще совсем почти ненормальный и исступленно непредсказуемый. Всегда, когда я рядом, он врет, давая мне возможность поверить в правду, закодировать ее и исправить. Но эти прозрачные пузыри, вздувшиеся на бледной коже... Краснота и отеки...
- Зачем?
Одними только губами, вырывая из груди шепот. Поднимаю на него глаза, а он улыбается - так глубоко счастливо и невесомо безмятежно, что я почти верю - это не я сошел с ума, а он. А потом он зачем-то хочет снова закрыть мне глаза... Но я не даю ему этого сделать, стараясь ухватиться за края ладоней, так сильно желаю не причинять новой боли... больше боли...
- Ты не понимаешь, - он пытается освободить свои ладони, не обращая внимания на лопающиеся пузыри, стекающие прозрачной жидкостью по нашим ладоням... Я почти чувствую их жжение кожей, но до последнего не могу отдернуть, разомкнуть ладоней - Не смотри, пожалуйста...
Пожалуйста.
... - Тебе должно быть противно...
Тшшш...
... - Просто закрой глаза и ты сможешь представить, что это не я... Так легче... простить.
Я не замечаю этого перехода, даже в первые мгновения просто не чувствую. Его губы с вырывающимся прерывистым дыханием, его щека, стирающая высохшие слезы. Ему ведь больно, но тогда почему я просто стою? Не в силах пошевельнуться... Позволяя пальцам скользить по моей коже, запутываться в одежде... Загипнотизировано смотрю на плотно сжатые побелевшие губы, пытающиеся удержать стон боли и вырвать рваные куски дыхания. Так естественно почувствовать спиной прохладный воздух комнаты, знакомую поверхность простыни. Просто упасть, падая вновь и вновь... с различных высот, мыслей, правил и установок... Так глубоко, что даже самое дно будет возвышаться прямо над головой.
Я же знаю, вижу, чувствую, что ему очень больно. Это и есть счастье - даже через боль получить то, что так необходимо? Важно? Невозможно реально сейчас в твоих руках, пусть и обожженных... с тканью покалеченной кожи. Сколько можно вынести, пережить ради этого... И не знаю, в какой момент я потерялся, но он опять сделал это. Не нарочно, а может специально причиняя боль... мне. Потому что то, что обрушилось на меня с его полузакатанными, безумно спешащими глазами, влажными ладонями и холодной, лишь на самой поверхности теплой кожей, это было так сильно, что невозможно дышать. Я не знаю названия этому чувству. Я не знаю определения этим границам, когда ты весь настолько нужен и важен, будто жил только ради этого момента... для этого момента... или просто не жил. А может быть именно для этого человека, чтобы он смог взять все то, чем ты был до сегодняшнего дня.
Мои собственные всхлипы, какой-то нечеловеческий приглушенный вой... я не могу этого выносить. Это ломает сознание и страшно после этого не открыть глаза. Не суметь понять, что может быть дальше. Не привыкший к таким сильным эмоциям, я ломаю кости, выгибаясь изломленной дугой, чтобы получить еще чуть-чуть... чуть больше этого невозможного тепла, нежности, трепетности, холода и пустоты, до конца заморозить и потом уронить на пол все чувства, что скрипят внутри, покореженные чужими прикосновениями.
- Тшшш...
Как больно... Вот-вот вывернет на изнанку, разорвет на части, задушит и растянет в разные стороны до разорванных кусков. Ничего уже не будет, потому что ничего уже неважно... не нужно. И не будет. Он кусает мои десны, кончик языка, впивается в губы, оставляет след на скуле. Эта попытка быть нежным... чтобы не причинить боль. А я пытаюсь его отвлечь от его боли, отвечая на прикосновения губ, стукаясь зубами и кусая в ответ. Я сам хочу этой физической боли, чтобы не разорвало... Заглушить то, что терзает внутри, не давая возможности выйти другой боли.
- Пожалуйста...
Громко рыдаю в голос, потому что мне этого недостаточно. Мне слишком больно и хорошо. Это противоречие разрывает и я плачу, как маленький ребенок, не боясь, что гримаса изуродует мое лицо. Он в ответ лишь крепко обнимает, чтобы почти не дать возможности дышать. И я задыхаюсь, хватая ртом воздух, но получая только еще больше его прикосновений. Ты не сможешь... Зачем? У тебя не получится. Умираю от нежности, которая отравляет, слишком большими дозами поступая в кровь, пытаясь заменить ее собою... переделать состав. Ничего не выйде...
Резко дергаюсь в сознании, вцепляясь ногтями в шершавые ладони, разрывая на его пальцах кожу. Он все-таки... Откидываю голову назад, стукаясь затылком об реальность подушки, но почти тут-же накатывает волна... из его движений, дыхания и такого же детского надрывного плача. Он пытается привыкнуть к этой новой боли, привыкнуть ко мне... Взять все до конца, пытаясь нечестно отдать как можно больше... несоизмеримо больше. Мы сталкиваемся лбами, чтобы оглушить друг друга прерывистым даханием и недостаточными для того, чтобы надышаться, всхлипами. Прости. Я... Мы... Крепко-крепко прижимаю его колюще-дрожащее тело к себе, натягивая свое тепло на его оголенную кожу, как покрывало. Мне невыносимо больно, но ему ведь еще больнее. Ради нас двоих... Но ведь кто-то всегда должен брать наибольшую боль, чтобы было легче обоим. Но мы оба чувствуем только тяжесть, невыносимую тяжесть того, что глубоко внутри... то, что должно было стать легче, но только разрослось еще больше, уродливой опухолью разъедая пустоту... Можно ли поверить и надеяться, что когда-нибудь станет легче? Можно ли вынести это перед тем, как ты просто не станешь? Просто для того, чтобы сделать шаг и выключиться, променяв все это на секундную передышку перед бесконечным отсутствием смысла в конце.