Ты можешь быть смелым, честным и открытым в своих поступках, желаниях... Но изворачиваться и глупо запутывать себя же никому ненужными объяснениями, смешанными производными и их последствиями, оправданиями и следствием. Звучит как нелепица, но именно это, яркими режуще-слепящими лучами настольной лампы, врезается в сетчатку глаза, на которой отражается он... Я не чувствую своего тела, ничего... кроме губ. Хотя в тот момент я бы даже не смог ответить на такой элементарный вопрос, как - чьи это губы? Мои или чужие? Его? Но это не может длиться слишком долго. Даже для него. Поэтому я просто резко выставляю руки, отталкивая его от себя вперед... толкая назад. И мне не прочитать в его глазах ни изумления, ни растерянности, ни испуга, ни даже сожаления. Он знал, с самого начала знал, поэтому спокоен. - Никогда... Что? Не получается закончить фразу, потому что я сам не знаю ее продолжения. Меня всего трясет и я резко разворачиваюсь, поднимаясь по таким высоким ступенькам и боясь только одного - что не успею дотянуться до стеклянной двери в двух метрах от себя. Страх не отпускает даже в лифте, поэтому приходится бежать по темному коридору и одновременно искать ключ в карманах джинс... это сложно, учитывая, что их четыре, а ключ всего один. Но вот уже спина скользит по гладкой поверхности двери и я падаю вниз. Плохо... мне очень плохо. И самое хреновое во всем этом то, что плохо мне не от того, что меня поцеловал парень, а за себя, потому что поступил так. А значит - неправильно. Какое-то непонятное чувство вины, как-будто я не прав. Это я не прав. Дрожащими руками дотягиваюсь до брошенной около ног сумки ,чтобы выудить пачку сигарет и зажигалку. Но пальцы не слушаются и все никак не получается прикурить, пока стиснутая в зубах, так и не зажженная сигарета, не падает на пол между коленями. Сволочь.
Я сижу за столиком и потягиваю почти остывший кофе с молоком и без сахара, прячась от сильного ветра за широкой розовой колонной, почти полностью загораживающей горизонт. Мерзко. И заливая в себя эту порошочную мерзость из автомата, могу почти физически почувствовать, как внутри все становится еще грязнее - уравнивая темные цвета дешевой отравой. У меня есть много часов, весь день, чтобы вот так вот сидеть, потому что лекций сегодня нет. И я не спеша встаю, с противным скрипом отодвигая стул и туша окурок в пепельнице. Плохо. Как-будто ничего уже не будет... Я так и не смог разобраться в себе. Столкнувшись с кем-то на нижней ступеньке, поднимаю глаза, чтобы пройти мимо и тут же такое странное ощущение, будто я сейчас упаду. Мы стоим молча напротив друг друга и теперь, при ярком свете дня, я могу удивленно отметить, какая бледная у него кожа и измученный вид. Какой бывает только после долгой и тяжелой болезни. В сознании происходит скачок, настраиваясь на какую-то неправильную искаженность, пока до меня не доходит, что он прячет руки за спиной... Но мне достаточно просто перевести взгляд ему за спину, чтобы в отражении на стеклянной поверхности двери увидеть перебинтованный руки. Тут же память-пленка перематывает назад, во вчерашний вечер, когда он сидит на асфальте оперевшись на руки... острые коленки разведены... Я не мог его так сильно толкнуть. - Это не твоя вина. Даже если бы захотел, я все равно не смог бы спросить. Потому что почти наверняка знаю ответ. - Прости. Вина, такая неправильная и нелепая, плескается где-то внутри живота, вместе с черным кофе... вызывая чувство тошноты и раскаяния. - Прости... Он смотрит на меня, а я просто не знаю, что делать. Мне так жаль. Его руки... - Я же сказал, что это не твоя вина. Я сам... Не смотри на меня так, пожалуйста. Как-будто... Не смотри на меня, потому что я не могу на тебя смотреть. - Я собирался домой, сейчас была последняя лекция. - делаешь пару шагов и нерешительно останавливаешься у меня за спиной, чтобы совсем нечаянно спросить: - У меня портфолио и рисунки... Если ты можешь помочь... Мне плохо, но маленький кубик радости, как кусочек сахара, растворяется где-то внутри, потому что могу что-то сделать для него и не чувствовать себя виноватым, потому что даже если это он меня поцеловал... оттолкнул его я.
Внутри все окончательно перемешалось... ровно до того момента, когда мы зашли в прохладный холл и стали подниматься по лестнице. И я поднимаю глаза, только когда переступаю порог квартиры - надо найти угол для того, чтобы сгрузить туда все эти материалы для рисования. Хочется побыстрее сделать глубокий выдох, но для этого надо попрощаться и выскользнуть за дверь... а потом начать ровно дышать, когда я окажусь на улице и пойду по направлению к своему общежитию. Но это так долго... до этого момента еще слишком много времени... - Я... Резко поворачиваюсь и смотрю в почти синие глаза... сейчас в паре сантиметров от моего лица. Пожалуйста... Опять это глупое оцепенение, когда не чувствуешь тела и забываешь, как вообще делать движения... даже самые простые. Вчерашние губы, касавшиеся меня, беззвучно выдыхают... Но я не могу понять, бессмысленно фокусируя на них свой взгляд и ожидая, что он повторит. И может быть тогда я смогу... Холодная ладонь касается губ. Ледяные кончики пальцев, слегка царапая ногтями, проводят по контуру, пока не накрывают... - Тшшш... Глухой шепот через толстый слой ваты моего слуха и дыхание... выдыхаемое теплым облачком в холод. Мне страшно... А еще я не понимаю его взгляда - наполненного чем-то слишком нежным и странным для меня одного. - Прости. Только сейчас, при этих словах, я вспоминаю движения своего тела, чтобы попытаться отрицательно мотнуть головой, но он не дает. Просто добавляет: - Пожалуйста. А потом неожиданно притягивает меня к себе, скрепляя руки на шее сплошным кольцом. Прижимается всем телом, отдаваясь болезненными покалыванием в груди, настолько это новое непривычно и больно - чужое тело так близко к коже. И уже не сделать этот глубокий вздох... только задержать дыхание, чтобы не спугнуть это странное чувство, пусть не полностью, но заменяющее это "плохо"... отпускающее. Мне как-будто чуточку легче... потому что ему тоже легче. Вины уже нет и если попытаться вспомнить как, то можно обнять его. Будет легче. А еще сотрет вчерашний вечер и все неправильное, что в нем было. Пока еще есть силы, я хочу быть ближе к нему... именно в этом прикосновении. Поэтому осторожно смыкаю руки за его спиной, не касаясь... но чтобы он почувствовал, что все хорошо. Просто я прошу прощения за боль... потому что знаю, что он пока не сможет рисовать. Хотя бы за это. Потрясение и неподвижность проходят. Мы стоим так еще пару минут, но мне кажется, что теперь все так, как должно быть. Я не причинял ему боли, не хотел... Я могу теперь простить себя за это. Отстраняюсь, почти невесомо разделяя наши тела. - Прости, я действительно сожалею... От взгляда, который поднимается на меня, на мгновение слепит глаза и теплая волна облегчения. Все хорошо... - Давай забудем. Теперь я делаю все правильно, лишь на секунду усомнившись, когда что-то теряется и мое отражение странно тускнеет в голубых глазах. - Да. Почти тут же улыбка и я могу уверить себя, что мне показалось, поэтому быстро шагаю к двери, чтобы наконец обернуться и помахать рукой. Несмотря на то, что он здесь, квартира кажется такой пустой... будто я прощаюсь с пустотой. Но все правильно, как и должно быть. В моих словах и поступках нет изъяна... все слишком нейтрально и неиндифицированно. Ни отрицательно, ни положительно, а просто правильно. Только когда я спустился на улицу, вспомнил, что оставил сумку наверху. Прошло слишком много времени для того, чтобы возвращаться... и еще на душе было спокойно, поэтому не хотелось смотреть на его руки... на мою вину. Ведь я видел, как он слегка болезненно морщился, когда касался моих губ... меня. Запах бинтов и чувство вины - мне не хотелось возвращаться к этому. Но я должен был вернуться, давя в себе странное искажение того, что после конца и точки может идти другое начало... непредвиденное и от этого еще больше неправильное, как-будто этого вообще не должно было быть. Еще медленнее чем спускался, поднимаюсь теперь уже по знакомой лестнице, пытаясь сосредоточить внимание на счете ступенек, но все время сбиваюсь, пока не оказываюсь прямо напротив двери, отделяющей завершенность от продолжения. Просто решаюсь... Уговаривая себя тем, что еще чуть-чуть и жизнь снова станет нормальной, привычной и... обычной. Такой как была до... и будет после. Глухой стук и ожидание. Он долго не подходит к двери... какие-то доли секунды я прислушиваюсь, чтобы уловить за дверью хотя бы легкое движение, почти уговаривая себя, что его просто может не быть... может он успел выйти... глупо и самому не вериться, но другого объяснения просто нет. Неожиданно дверь открывается и я вздрагиваю, почти забывая, зачем вернулся. Слабо комкаю губы в легкой извиняющейся улыбке, почти готовый произнести слова о том, что забыл сумку... почему вернулся... пока взгляд, пусто задевающий края картинки, не зацепляется за бледную руку на темно-коричневой поверхности двери. Я еще не понимаю, что в этом может быть настолько неправильным... Еще не веря, когда сознание отделяет только тонкая черта от того, чтобы найти ответ. Руки... нет бинтов. Почти устало, со странной обреченностью, перевожу взгляд на его правую руку, с тонкими длинными пальцами, холод которых я могу ощутить даже на расстоянии... И при прикосновении с моими, они совсем не теплеют, заражая своим холодом. Я как-будто в замедленной съемке переворачиваю его руку ладонью вверх, чтобы убедиться в идеальной гладкости кожи. Настолько неправильной, что если бы перед глазами были ссадины или содранная кожа, это показалось куда правильнее... честнее... так, как должно было быть. А потом я просто бью его в лицо... со всей силы - так, что он больно падает, глухо ударяясь головой об угол противоположной стенки... Почему больно? Потому что я могу почувствовать эту боль - она моя. А еще злость... и опять плохо. Очень плохо, потому что я дурак... И в это раз я действительно виноват. Я один. Потому что несмотря на то, что от этого почти нельзя убежать, я именно тот, кто верит, что это никогда не удастся.
-
-
24.03.2009 в 13:35Я не чувствую своего тела, ничего... кроме губ. Хотя в тот момент я бы даже не смог ответить на такой элементарный вопрос, как - чьи это губы? Мои или чужие? Его? Но это не может длиться слишком долго. Даже для него. Поэтому я просто резко выставляю руки, отталкивая его от себя вперед... толкая назад. И мне не прочитать в его глазах ни изумления, ни растерянности, ни испуга, ни даже сожаления. Он знал, с самого начала знал, поэтому спокоен.
- Никогда...
Что? Не получается закончить фразу, потому что я сам не знаю ее продолжения. Меня всего трясет и я резко разворачиваюсь, поднимаясь по таким высоким ступенькам и боясь только одного - что не успею дотянуться до стеклянной двери в двух метрах от себя. Страх не отпускает даже в лифте, поэтому приходится бежать по темному коридору и одновременно искать ключ в карманах джинс... это сложно, учитывая, что их четыре, а ключ всего один. Но вот уже спина скользит по гладкой поверхности двери и я падаю вниз. Плохо... мне очень плохо. И самое хреновое во всем этом то, что плохо мне не от того, что меня поцеловал парень, а за себя, потому что поступил так. А значит - неправильно. Какое-то непонятное чувство вины, как-будто я не прав. Это я не прав. Дрожащими руками дотягиваюсь до брошенной около ног сумки ,чтобы выудить пачку сигарет и зажигалку. Но пальцы не слушаются и все никак не получается прикурить, пока стиснутая в зубах, так и не зажженная сигарета, не падает на пол между коленями.
Сволочь.
Я сижу за столиком и потягиваю почти остывший кофе с молоком и без сахара, прячась от сильного ветра за широкой розовой колонной, почти полностью загораживающей горизонт. Мерзко. И заливая в себя эту порошочную мерзость из автомата, могу почти физически почувствовать, как внутри все становится еще грязнее - уравнивая темные цвета дешевой отравой.
У меня есть много часов, весь день, чтобы вот так вот сидеть, потому что лекций сегодня нет. И я не спеша встаю, с противным скрипом отодвигая стул и туша окурок в пепельнице. Плохо. Как-будто ничего уже не будет... Я так и не смог разобраться в себе.
Столкнувшись с кем-то на нижней ступеньке, поднимаю глаза, чтобы пройти мимо и тут же такое странное ощущение, будто я сейчас упаду. Мы стоим молча напротив друг друга и теперь, при ярком свете дня, я могу удивленно отметить, какая бледная у него кожа и измученный вид. Какой бывает только после долгой и тяжелой болезни. В сознании происходит скачок, настраиваясь на какую-то неправильную искаженность, пока до меня не доходит, что он прячет руки за спиной... Но мне достаточно просто перевести взгляд ему за спину, чтобы в отражении на стеклянной поверхности двери увидеть перебинтованный руки. Тут же память-пленка перематывает назад, во вчерашний вечер, когда он сидит на асфальте оперевшись на руки... острые коленки разведены... Я не мог его так сильно толкнуть.
- Это не твоя вина.
Даже если бы захотел, я все равно не смог бы спросить. Потому что почти наверняка знаю ответ.
- Прости.
Вина, такая неправильная и нелепая, плескается где-то внутри живота, вместе с черным кофе... вызывая чувство тошноты и раскаяния.
- Прости...
Он смотрит на меня, а я просто не знаю, что делать. Мне так жаль. Его руки...
- Я же сказал, что это не твоя вина. Я сам...
Не смотри на меня так, пожалуйста. Как-будто... Не смотри на меня, потому что я не могу на тебя смотреть.
- Я собирался домой, сейчас была последняя лекция. - делаешь пару шагов и нерешительно останавливаешься у меня за спиной, чтобы совсем нечаянно спросить:
- У меня портфолио и рисунки... Если ты можешь помочь...
Мне плохо, но маленький кубик радости, как кусочек сахара, растворяется где-то внутри, потому что могу что-то сделать для него и не чувствовать себя виноватым, потому что даже если это он меня поцеловал... оттолкнул его я.
Внутри все окончательно перемешалось... ровно до того момента, когда мы зашли в прохладный холл и стали подниматься по лестнице. И я поднимаю глаза, только когда переступаю порог квартиры - надо найти угол для того, чтобы сгрузить туда все эти материалы для рисования. Хочется побыстрее сделать глубокий выдох, но для этого надо попрощаться и выскользнуть за дверь... а потом начать ровно дышать, когда я окажусь на улице и пойду по направлению к своему общежитию. Но это так долго... до этого момента еще слишком много времени...
- Я...
Резко поворачиваюсь и смотрю в почти синие глаза... сейчас в паре сантиметров от моего лица. Пожалуйста... Опять это глупое оцепенение, когда не чувствуешь тела и забываешь, как вообще делать движения... даже самые простые.
Вчерашние губы, касавшиеся меня, беззвучно выдыхают... Но я не могу понять, бессмысленно фокусируя на них свой взгляд и ожидая, что он повторит. И может быть тогда я смогу...
Холодная ладонь касается губ. Ледяные кончики пальцев, слегка царапая ногтями, проводят по контуру, пока не накрывают...
- Тшшш...
Глухой шепот через толстый слой ваты моего слуха и дыхание... выдыхаемое теплым облачком в холод. Мне страшно... А еще я не понимаю его взгляда - наполненного чем-то слишком нежным и странным для меня одного.
- Прости.
Только сейчас, при этих словах, я вспоминаю движения своего тела, чтобы попытаться отрицательно мотнуть головой, но он не дает. Просто добавляет:
- Пожалуйста.
А потом неожиданно притягивает меня к себе, скрепляя руки на шее сплошным кольцом. Прижимается всем телом, отдаваясь болезненными покалыванием в груди, настолько это новое непривычно и больно - чужое тело так близко к коже. И уже не сделать этот глубокий вздох... только задержать дыхание, чтобы не спугнуть это странное чувство, пусть не полностью, но заменяющее это "плохо"... отпускающее. Мне как-будто чуточку легче... потому что ему тоже легче. Вины уже нет и если попытаться вспомнить как, то можно обнять его. Будет легче. А еще сотрет вчерашний вечер и все неправильное, что в нем было.
Пока еще есть силы, я хочу быть ближе к нему... именно в этом прикосновении. Поэтому осторожно смыкаю руки за его спиной, не касаясь... но чтобы он почувствовал, что все хорошо. Просто я прошу прощения за боль... потому что знаю, что он пока не сможет рисовать. Хотя бы за это.
Потрясение и неподвижность проходят. Мы стоим так еще пару минут, но мне кажется, что теперь все так, как должно быть. Я не причинял ему боли, не хотел... Я могу теперь простить себя за это. Отстраняюсь, почти невесомо разделяя наши тела.
- Прости, я действительно сожалею...
От взгляда, который поднимается на меня, на мгновение слепит глаза и теплая волна облегчения. Все хорошо...
- Давай забудем.
Теперь я делаю все правильно, лишь на секунду усомнившись, когда что-то теряется и мое отражение странно тускнеет в голубых глазах.
- Да.
Почти тут же улыбка и я могу уверить себя, что мне показалось, поэтому быстро шагаю к двери, чтобы наконец обернуться и помахать рукой. Несмотря на то, что он здесь, квартира кажется такой пустой... будто я прощаюсь с пустотой. Но все правильно, как и должно быть. В моих словах и поступках нет изъяна... все слишком нейтрально и неиндифицированно. Ни отрицательно, ни положительно, а просто правильно.
Только когда я спустился на улицу, вспомнил, что оставил сумку наверху. Прошло слишком много времени для того, чтобы возвращаться... и еще на душе было спокойно, поэтому не хотелось смотреть на его руки... на мою вину. Ведь я видел, как он слегка болезненно морщился, когда касался моих губ... меня. Запах бинтов и чувство вины - мне не хотелось возвращаться к этому. Но я должен был вернуться, давя в себе странное искажение того, что после конца и точки может идти другое начало... непредвиденное и от этого еще больше неправильное, как-будто этого вообще не должно было быть.
Еще медленнее чем спускался, поднимаюсь теперь уже по знакомой лестнице, пытаясь сосредоточить внимание на счете ступенек, но все время сбиваюсь, пока не оказываюсь прямо напротив двери, отделяющей завершенность от продолжения. Просто решаюсь... Уговаривая себя тем, что еще чуть-чуть и жизнь снова станет нормальной, привычной и... обычной. Такой как была до... и будет после.
Глухой стук и ожидание. Он долго не подходит к двери... какие-то доли секунды я прислушиваюсь, чтобы уловить за дверью хотя бы легкое движение, почти уговаривая себя, что его просто может не быть... может он успел выйти... глупо и самому не вериться, но другого объяснения просто нет.
Неожиданно дверь открывается и я вздрагиваю, почти забывая, зачем вернулся. Слабо комкаю губы в легкой извиняющейся улыбке, почти готовый произнести слова о том, что забыл сумку... почему вернулся... пока взгляд, пусто задевающий края картинки, не зацепляется за бледную руку на темно-коричневой поверхности двери. Я еще не понимаю, что в этом может быть настолько неправильным... Еще не веря, когда сознание отделяет только тонкая черта от того, чтобы найти ответ. Руки... нет бинтов. Почти устало, со странной обреченностью, перевожу взгляд на его правую руку, с тонкими длинными пальцами, холод которых я могу ощутить даже на расстоянии... И при прикосновении с моими, они совсем не теплеют, заражая своим холодом. Я как-будто в замедленной съемке переворачиваю его руку ладонью вверх, чтобы убедиться в идеальной гладкости кожи. Настолько неправильной, что если бы перед глазами были ссадины или содранная кожа, это показалось куда правильнее... честнее... так, как должно было быть.
А потом я просто бью его в лицо... со всей силы - так, что он больно падает, глухо ударяясь головой об угол противоположной стенки... Почему больно? Потому что я могу почувствовать эту боль - она моя. А еще злость... и опять плохо. Очень плохо, потому что я дурак... И в это раз я действительно виноват. Я один. Потому что несмотря на то, что от этого почти нельзя убежать, я именно тот, кто верит, что это никогда не удастся.